Георгий Мартынов - Каллисто [Планетный гость]

— Я погрузил его в сон, — сказал Синьг. — Чтобы он не чувствовал боли.

— Это получше нашего хлороформа, — сказал профессор Стесенко.

— Помогите повернуть раненого, — попросил Синьг.

Вьеньяня осторожно положили лицом вниз. Синьг ловко снял перевязку. Открылись две пулевые раны. Действуя быстро и четко, каллистянин наложил на них слой желтой мази и прикрыл куском белой ткани, очень похожей на обыкновенную марлю.

Из того же ящика появился какой-то небольшой прибор, имевший вид портативного радиоприемника. На крышке находились маленькие, как будто костяные, круглые ручки и узкая шкала с подвижной стрелкой. Этот аппарат Синьг положил на спину Вьеньяня, как раз над ранами. Потом он осторожно и медленно стал вращать одну из ручек.

Все увидели, как тонкая стрелка медленно пошла влево. Послышалось шипение…

Синьг быстро снял со спины раненого прибор и марлю. В слое мази был виден ясный металлический налет, словно в нее насыпали мелко истолченный в порошок кусочек свинца. Каллистянин осторожно, ловкими движениями удалил мазь и наложил слой свежей. Потом он перевязал раненого, и его снова перевернули на спину. Все заняло не более трех минут.

— Через пять минут он проснется, — сказал Синьг. — Вечером от ран не останется никакого следа. Завтра Вьеньянь может вернуться в лагерь.

— А пули? — спросил Широков.

— Их уже нет в теле. Вот они! — прибавит Синьг, указывая на таз с водой, куда он бросил куски марли со снятой мазью.

Профессор Стесенко, Широков и московский хирург молча переглянулись. Эта операция, произведенная бескровно и быстро, ошеломила их.

— Вот это терапия! — сказал, наконец, Стесенко.

— Да, есть чему поучиться, — вздохнул хирург.

Через пять минут, как и говорил Синьг, Вьеньянь открыл глаза.

— Готово? — спросил он.

Синьг кивнул головой.

— Как вы себя чувствуете? — спросил Широков. — Голова не болит?

— Нет.

— А почему бы ей болеть, — сказал Синьг, укладывая обратно в ящик свои материалы.

— Товарищ Широков, — попросил Стесенко, — скажите ему, что советская медицина будет бесконечно благодарна, если он откроет нам секрет этой операции.

— У них нет от нас никаких секретов, — ответил Широков. — Все, что они знают, к нашим услугам.

Синьг пожелал остаться возле своего раненого товарища, и Широков один вернулся в лагерь.

Он подробно рассказал Куприянову обо всем, что произошло в клинике. Профессор задумчиво покачал головой.

— Прилет этого корабля, — сказал он, — двинет далеко вперед не одну только медицину.

Широков узнал, что в его отсутствие была получена радиограмма из Москвы с приказом арестовать мнимого Ю Син-чжоу. Эта радиограмма опоздала ровно на двенадцать часов. Обитатели лагеря с радостью узнали, что настоящий Ю Син-чжоу жив и находится вне опасности. Диверсия, таким образом, не повлекла за собой ни одной человеческой жертвы.

Кто был в лагере под именем китайского журналиста, оставалось пока неизвестным, да это никого особенно и не интересовало.

Преступный план не удалось осуществить в той мере, как этого хотелось его инициаторам; все намеченные жертвы остались живы, и это было самое главное. Насколько удалось диверсанту повредить «сердце» звездолета, должно было выясниться в ближайшее время. Пуск «котла» прошел, по-видимому, нормально, и можно было надеяться, что диверсант не успел добраться до его главных частей.

Помещение «котла» было закрыто. Вторая дверь также оказалась запертой изнутри. Это указывало на то, что диверсант учитывал возможность помех и принял меры, чтобы при любых обстоятельствах добиться цели.

Каков был его первоначальный план, никто не знал, но, почувствовав близость разоблачения, он пошел напрямик, не считаясь со своей дальнейшей судьбой.

Он ошибся только в одном: не учел, что механизм «котла» можно пустить в ход из других помещений (возможно, что он не знал об этом или считал Вьеньяня убитым, а остальных каллистян отравленными насмерть), и этот просчет привел к мучительной смерти. В момент начала работы «котла» температура в помещении поднималась до тысячи градусов.

Предусмотрительность преступника причинила серьезное затруднение. Чтобы проникнуть в помещение, нужно было найти способ открыть дверь. Это была первая техническая проблема, с которой столкнулись инженеры комиссии.

Механизм дверей помещался внутри стен. Кнопки были устроены так, что, когда они выключались, невозможно было восстановить снаружи электрическую цепь.

Каллистяне были уверены в прочности стенок своего корабля, но принимали меры против непредвиденных случайностей. Каждая дверная кнопка, помимо ручного выключения, имела еще и автоматическое, приводимое в действие понижением температуры воздуха внутри помещения.

Если бы стенка корабля оказалась все же пробитой случайным метеоритом, обладавшим большой скоростью, то хлынувший через образовавшееся отверстие холод вселенной мгновенно выключил бы механизм двери — и доступ в помещение стал бы невозможен. Правда, помещение «котла» было расположено так, что ему ни при каких случайностях не угрожала такая опасность, но его двери были устроены так же, как и все остальные.

Разве могли каллистяне предвидеть то, что случилось?

Инженеры комиссии упорно осаждали Куприянова, и профессор, наконец, сдался. В тот же день, а не «завтра», состоялось техническое совещание с участием командира звездолета — Диегоня и его старшего инженера — Мьеньоня. Переводчиком был, конечно, Широков.

Куприянов понимал, как важно выяснить, какие меры надо принять, чтобы восстановить «сердце» звездолета, если оно серьезно повреждено, и упорствовал только потому, что опасался за состояние здоровья Мьеньоня, который тяжелее всех переносил последствия отравления. Диегонь был уже совсем здоров. Перед своим отъездом Синьг рассказал товарищам о диверсии, и каллистяне сами просили ускорить это совещание. Под таким натиском с двух сторон Куприянову пришлось отступить со своих «медицинских» позиций. Все же он заставил Широкова переговорить по телефону с Синьгом и, только получив согласие каллистянского врача, разрешил Мьеньоню встать с постели.

Поздно вечером в палатке Куприянова собрались все члены экспедиции, правительственная комиссия и оба звездоплавателя.

Профессор Смирнов подробно ознакомил собравшихся с устройством дверей звездолета. По его мнению, оставалось только одно — прорезать стену, но сплав, из которого состоял корпус корабля и все его перегородки, был настолько тверд, что никакой инструмент не мог справиться с ним.